Приморский край – самый лесной регион в России. При этом интенсивность эксплуатации лесных ресурсов у нас на порядок превышает средний уровень остальных субъектов Дальневосточного федерального округа. Лесозаготовки в Приморье в настоящее время являются сверхприбыльным бизнесом. Неудивительно, что уровень коррупции в этой сфере – самый высокий по стране. При этом главная опасность, по мнению экспертов, исходит вовсе не от так называемых «чёрных лесорубов», а от предприятий, действующих формально на вполне законных основаниях. Передача большей части приморских лесов в аренду привела не только к уничтожению системы государственного контроля в лесной отрасли, но и к тотальному снижению эффективности лесохозяйственных мероприятий. Лес рубят, а в чьи карманы летят щепки? К чему приведет интенсивная и бесконтрольная вырубка приморского леса? Есть ли выход из лесного тупика? – об этом в студии радио Медиаметрикс.Владивосток рассказал кандидат биологических наук, начальник Приморской лесосеменной станции Центра защиты леса Приморского края Александр Олифиренко.
Лес является ресурсом восполнимым. И баланс лесозаготовок, потребляющих этот ресурс, и лесохозяйственных мероприятий, направленных на его пополнение, являются основой для устойчивого, неистощимого использования лесов и сохранения их экологического потенциала. Так формулируется, как должно относиться к лесу. Так ведь и было до пришествия нового устройства нашего государства. Порядка как-то было больше в использовании лесных ресурсов. А что сейчас? Ощущение, что те, кто сегодня отвечает за лес, напоминают пьяницу, который начал выносить из дома последние вещи.
Лесные люди далеки от цивилизации, и до них все доходит немножко позже. Соответственно, лесная система в нашей стране оказалась, наверное, самой инертной. Организованная еще при Советском Союзе, она сохранялась практически до 2007 года – до принятия нового Лесного кодекса. До того момента леса находились в государственном управлении (в Белоруссии до сих пор так и осталось). Сейчас в основе рационального природопользования у нас по Лесному кодексу лежит баланс между лесной промышленностью, которая потребляет ресурсы, и лесным хозяйством, которое занимается пополнением этих ресурсов.
То есть, по вашему мнению, по сути, принятие нового Лесного кодекса открыло ящик Пандоры – всех нынешних лесных проблем?
В Приморском крае – да. По другим субъектам Дальнего Востока – люди (в отрасли) как-то приспособились: какой закон не был бы плохой – к нему можно приспособиться. А в Приморском крае его используют как некую лазейку-возможность для формирования среды полнейшего беззакония.
Наши приморские леса – уникальны. А чем та же уссурийская тайга представляет такую ценность? Чем она отличается от других лесных систем?
Леса Приморского края биогеографически находятся сразу в трех районах: таежная зона – север, северо-восток края, зона хвойно-широколиственных лесов – большая часть территории края и лесостепная зона. Приморские леса отличает высокий уровень видового и экосистемного биоразнообразия. С одной стороны, это защищает наши леса, к примеру, от возникновения очагов массовых заболеваний и нашествия вредителей, с другой, климатические особенности (региона) являются гарантией защиты наших лесов от летних лесных верховых пожаров, которые являются основной причиной убыли лесных насаждений в большей части территории РФ. В этом смысле, наши леса находятся в очень приоритетном, выигрышном положении по сравнению с другими. Вместе с тем, присутствие в составе наших лесов большого количества деревьев ценных пород – дуб, ясень, ильм, маакия – и близость китайской границы, развитая сеть инфраструктуры, наличие пограничных авто и жд переходов, морских портов делают наши леса чрезвычайно привлекательными для лесозаготовительной промышленности. Пожалуй, нигде в России лесозаготовки не могут быть настолько выгодны, как в Приморье.
Поэтому, это, конечно, лакомый кусочек. Но, почему тогда те, кто отвечает за леса, не хотят их сохранять, возобновлять? И кто вообще за это отвечает?
Теоретически по Лесному Кодексу у нас лесные богатства принадлежат государству, стало быть, народу. Леса в частной собственности у нас не находятся. И до 2007 года сохранялась ситуация, когда «хозяином» в лесу был лесник. Лесничества практически были поселкообразующими предприятиями на большей территории Приморского края. С принятием Лесного кодекса, когда произошло разделение лесхозов на контролирующую и хозяйственную функцию, последняя была мгновенно ликвидирована, а первая сведена фактически к нулю. Сейчас государство практически не контролирует то, что происходит на территории государственного же лесного фонда. Хозяином в лесу является арендатор. Приморский край — чемпион по аренде лесных участков – более чем три четверти всех лесов передано в аренду в основном под заготовку древесины. И то, что происходит на этих территориях, практически никто не контролирует, а лесничество не обладает ресурсами и возможностями, для того чтобы осуществлять этот контроль.
Если по отношению к государству, как собственнику лесов, совершается какое-то уголовное дело…
В том-то все и дело, что «завести дело» по этому делу оказывается совершенно нереально, потому что все происходит как бы на законных основаниях.
Лесозаготовки, как вы сказали, является сверхприбыльным бизнесом. Государство получает эту прибыль?
По закону, в виде лесных податей, должно. Ежегодно, только по официальным данным, в Приморском крае заготавливается (вырубается) порядка 4,5 млн кубометров ликвидной древесины. В действительности до 70% вырубленной древесины бросается и оставляется на лесосеках просто потому что эти части дерева имеют меньшую цену или это дерево нужно было срубить, чтобы проехать к более ценному дереву. Они вырубаются, но никак не учитываются. На бумагах отчитываются только за то, что вывезли. Так вот, даже если брать то, что вывезли, то по разным оценкам стоимость в год может составлять от 50 до 100 млрд рублей. В официальных цифрах на такую стоимость лесопользователи забирают древесины из государственного фонда. По закону они должны государству заплатить за этот объем. Но вот что следует из доклада руководителя департамента лесного хозяйства по ДФО: «Поступления платежей за использование лесов в бюджетную систему РФ: Приморский край: всего плата за использование лесов составила в 2017 году — 443 млн рублей. Это меньше одного процента от реальной стоимости! Смотрите: от добычи и продажи нефти в бюджет поступает где-то порядка 40-50%. Но, нефть – это не восполняемый ресурс, лес же на эти деньги нужно еще охранять, защищать, тушить пожары, создавать лесоустройство и так далее. Почему собираются такие деньги? Ведь есть такое негласное правило, которое, как правило, соблюдается: сколько собрали платежей от использования лесов, столько лесное хозяйство и получает потом из бюджета в виде субвенций. Соответственно, на восстановление леса не может быть выделено больше той суммы, на которую его вырублено.
Приморье, таким образом, должно бы колоситься от той прибыли, которую добывают через лес…
Собственно, так и было, когда действовала система лесхозов – они были зажиточными предприятиями. Сегодня порядка 92% вырубленных лесов у нас уходит в Китай – практически весь лес экспортируется за рубеж, и большая часть денег там и остается.
От кого сегодня исходит большая опасность, от «черных лесорубов» или от предприятий, действующих на вполне законных основаниях?
«Черные лесорубы» — это лица, которые без вообще каких-либо законных оснований и документов занимаются лесозаготовками. У нас всю проблему коррупции в лесной отрасли принято сводить к ним. И для решения этой проблемы изобретаются всякого рода хитроумные, дорогостоящие и, на мой взгляд, совершенно неэффективные мероприятия – создание спутникового аэрокосмического мониторинга, рейды по отлову этих лесорубов в лесу, введение каких-то сложных и непрактичных систем учета происхождения и движения древесины, какая-то сертификация. При этом, практически в любом лесном поселке продолжают спокойно работать лесопилки и склады, которые открыто принимают у населения вот этот ворованный лес, и к ним никаких претензий почему-то не возникает. Как правило, они «крышуются» представителями местной администрации, полиции, прокуратуры. Иногда даже представителями ФСБ и лесничеств. Они скупают у населения ворованный лес и очень быстренько превращают его во вполне легальный полуфабрикат, пиломатериалы и дощечки. Их интересы очень активно лоббируются представителями исполнительной и законодательной власти, которые ратуют «за создание рабочих мест на селе и развитие глубокой переработки древесины». При этом забывают, что практически все рабочие места на этих предприятиях заняты гражданами Китая, которые их и организовали. А вот местному населению как раз отводится роль тех самых «черных лесорубов». Но на самом деле их число не такое большое – в пределах 8%. И эта проблема в Приморском крае может быть решена в течение недели.
Хорошо, а кто тогда ответственен за весь остальной лесной беспредел?
Главная проблема в арендаторах – предприятиях, действующих формально на вполне законных основаниях. И ситуация эта создана не просто с попустительства или по халатности, а с благословения и при непосредственном участии отдельных представителей власти.
В чем в этом смысле состоит отличие Приморья от других регионов Дальнего Востока?
Потоки древесины, которые идут за границу, особенно-то никак не контролируются. Самые большие деньги, которые крутятся в лесной отрасли — они здесь, в Приморском крае. Поэтому и уровень коррупции здесь такой высокий.
Порядок в лесу связан с системой лесоустройства – что это такое, кем и как оно контролируется?
Вообще лесоустройство – это свод документов, который лежит в основе планирования всего того, что происходит во всей лесохозяйственной деятельности. Это инвентаризация, описание лесных участков, включающее описание породного, возрастного, размерного состава тех деревьев, которые там произрастают. Это запас и объемы допустимой заготовки, и самое главное — какие хозяйственные мероприятия там можно назначать. Лесоустройство выполнено для всей территории лесного фонда и должно обновляться каждые десять лет, но поскольку денег нет, то на большей части Приморского края оно устаревшее. Но, когда с лесопользователем заключается договор аренды, неотъемлемой частью которого являются проекты освоения лесов, где написано все, что арендатор должен делать на своем участке. И вот, если лесоустройство уже устаревшее, то арендатор заказывает внеочередное лесоустройство. И проекты освоения лесов и лесоустройство выполняются коммерческими предприятиями за деньги арендаторов: «Любой каприз за ваши деньги» — по принципу еврейского бухгалтера: “Сколько надо, столько нарисуем”.
Каковы последствия искажения фактов при выполнении заказного лесоустройства?
Вообще масштаб искажения этих фактов оценить невозможно. Потому что по идее государство должно проверять достоверность этого лесоустройства, но оно этого не делает. Существует так называемая государственная инвентаризация лесов — ГИЛ, одной из целью которой является как раз выборочная проверка достоверности лесоустройства: выезд в лес, закладывание пробной площади и фактическая сверка с материалами лесоустройства. Обычно такую работу должен проводить филиал ФГБУ “Рослесинфорг”. Но, по какой-то необъяснимой причине приморское отделение этой организации уже много лет такую работу не проводит. Получается, что арендатор сегодня сам для себя, закон дает ему такое право, определяет сколько он хочет срубить и сколько он должен посадить. Естественно, что коммерческие предприятия заинтересованы в том, чтобы срубить как можно больше, а посадить как можно меньше, поскольку это затратные мероприятия.
И вообще садят ли они?
По бумагам — да. Но поскольку я занимаюсь непосредственно обследованием тех участков, где проведены лесовосстановления, то могу сказать, что те цифры, которые у нас выпадают в отчетности и уходят в Москву в Рослесхоз — практически все ложь. Откуда они берутся — непонятно. Никаких проектов лесовосстановления, никаких актов технической приемки на большей части площадей, где якобы было проведено лесовосстановление, не существует. А там, где написано, что проведено лесовосстановление методом посадки леса, то есть искусственное лесовосстановление, как правило, тоже никакого лесовосстановления нет.
Есть ли возможность назвать организации или фамилии людей, стоящих, по вашему мнению, за разрушением системы лесного хозяйства в Приморье?
Собственно, все это началось с принятием нового Лесного Кодекса при администрации Сергея Михайловича Дарькина. Его ближайший друг и соратник, однокашник Петр Диюк, который возглавлял тогда департамент лесного хозяйства Приморского края — в его бытность была раздарена его друзьям большая часть территории Приморского края в аренду. Причем эти договоры аренды заключались не на основании открытого аукциона, как это положено по закону, а была найдена такая лазейка, что можно заключать по конкурсу. Они заключались кулуарно — где-то в бане, в ресторане “Лесная заимка” — и все эти договоры содержали какие-то абсолютно смехотворные обременения для лесопользователей — по лесовосстановлению, по защите от пожаров, но даже эти обременения не выполняются ими вообще практически.
А что Москва? Кто должен был следить за этим и (в случае чего) остановить беспредел?
Конечно же, Рослесхоз. Почему они этого не сделали — вопрос лучше им задать. Насколько я знаю, он в курсе. Все наши отчеты, где мы отражаем всю эту ситуацию, попадают в Рослесхоз. Они по идее должны их читать, но чем больше я смотрю на то, как это все происходит, тем больше создается впечатление, что существует некий “заговор молчания” Рослесхоза. То есть, когда происходит какое-нибудь селекторное совещание, где собирают глав лесного хозяйства и представителей разных регионов, там начинают чихвостить на чем свет Сахалинскую область, у которой все в порядке. Хабаровский край, который, собственно говоря, чемпион у нас по лесовосстановлению — половину всего лесовосстановления делает по Дальнему Востоку. Но когда речь заходит на таких совещаниях про Приморский край — тишина. Ни слова. Всегда говорят: “У нас все нормально”. Информация скрывается.
Вы и ваши коллеги, утверждаете, что лес в Приморском крае из возобновляемого ресурса становится невозобновляемым. Скажите, масштабы бедствия можно квалифицировать, как экологический кризис, или это близко уже к катастрофе?
Смотрите, то лесное хозяйство, которое формировалось у нас на протяжении существования Советского Союза, развивалось параллельно с лесозаготовками, и к 2007 году оно достигло такого состояния, когда наблюдался в основном баланс эффективности мероприятий в области лесного хозяйства, направленных на восстановление лесных ресурсов, и лесозаготовок. Эта отрасль была также сверхприбыльна и окупаема, а соотношение ежегодной прибыли и убыли лесных насаждений соблюдалось. С 2008 года пошло катастрофическое увеличение темпов роста рубок и катастрофическое же снижение объема мероприятий по лесовосстановлению и уходу за лесом. Фактически это привело к тому, что мероприятий, допустим, по уходу за молодняком должно бы быть в десятки раз больше. Они, ввиду заказного лесоустройства, потому что затратные, практически не назначаются, но и тот мизер, который назначен, не выполняется. У нас так называемых “выгодных рубок ухода” — проходных рубок, которые между собой лесники называют “рубками дохода”, потому что они приоткрывают такую лазейку в законодательстве, позволяющую заготавливать ценную древесину в защитных лесах — их объем должен составлять, как минимум в два раза меньше, чем объем уходов в молодняках. У нас же он достиг каких то совершенно необоснованных, невменяемых цифр — от 34 тысяч гектаров. А (объемы) уходов в молодняках были снижены до 2 тысяч гектаров.
Александр, но ведь, если мы уже подошли к кризису, скоро им (арендаторам) зарабатывать будет не на чем. Они, что, на валежник перейдут?
Чтобы вырос лес, нужно как минимум 100 лет, а договоры аренды у нас длятся 10 лет. Как они могут рассчитывать, что их лесохозяйственные мероприятия, которые они проведут дадут какой-то выхлоп?
О том, как можно попытаться спасти лесное хозяйство Приморского края и что для этого может и должен сделать действующий губернатор Олег Кожемяко — смотрите в полном выпуске интервью с начальником Приморской лесосеменной станции Центра защиты леса Приморского края Александром Олифиренко.
Источник: